Павел Деревянко хайпит на своих похоронах. Вим Вендерс эстетизирует общественные туалеты. Антон Фомочкин рассказывает о новинках отечественного проката.
Слава Агеев (Павел Деревянко) прославился, разменяв четвертый десяток. Потому, дорвавшись до сытой жизни, жадно вкушает ее излишки — упивается вусмерть, срывает смены, играет в своем люкс-трейлере с массовкой в карты (на раздевание) и не покидает передовиц светской хроники. Попав на двухсотмиллионный иск от бренда healthy-браслетов (нечего было в обход контракта появляться на публике пьяным), он вынужден переехать в хрущевку и по-студенчески ужинать «Дошираком». Из второго «Холопа» Агеева вырезают, а остальные крупные партии (вместе с люкс-трейлером) забирает себе Максим Лагашкин. Сжалившись, агент Славы (Сергей Чирков) предлагает хайп-трюк, подсмотренный у китайцев. Агеева хоронят, после чего, ссылаясь на летаргический сон, артист «чудом» воскресает. Слава, на свою беду, соглашается.
Закончив с термоядерной трилогией про «Бабушку легкого поведения» (наследующей славные кроссдрессинг-традиции дореволюционного «Домика в Коломне») и сняв милейший ромком по мотивам «Иронии судьбы», режиссер Вайсберг закосплеил «Погребенного заживо» на сатирико-лирический манер. Для самости героям его комедий в обязательном порядке необходимо побыть кем-то еще. Аферист примеряет платье и бусы гранд-дамы бальзаковского возраста. Заводской рабочий раскрепощается на сцене стриптиз-клуба («Ночная смена»). Даже герои анекдотов Штирлиц и Ржевский («Гитлер капут!» и «Ржевский против Наполеона» соответственно) лишь под прикрытием открывали новые мощности своего моджо (либидо). Приходится найти в себе человеческое и Агееву, согласившись на настоящий актерский эксперимент — сыграв себя на собственных хеппенинг-похоронах.
В «Конце» Вайсберг невольно вступает в диалог с Крыжовниковым. Такого шаржа на космические залипухи, барско-холопские фанфики и прочие прокатные хиты не было со времен «Сирийского песка», который промоутировал главный герой «Звоните ДиКаприо!«. Отыскать что-то чуткое в забронзовевшем артисте что у Крыжовникова, что у Вайсберга получается, только напомнив тому о смерти. И что Агеев, что Румянцев (Александр Петров) в обоих случаях переживают ее дважды, будучи закэнселенными в своем нехитром ремесле. Так, непритязательная (казалось бы) экзистенциальная комедия Вайсберга становится едва ли не реакционной, предлагая, однако, в виртуозно срежиссированной клаустрофобной ссылке Славы единственно верный воспитательный урок — быть хорошим не для большинства. Что по балладе Визбора (любимая песня Агеева) звучит как: «Если я заболею, к врачам обращаться не стану, обращусь я к друзьям». Ведь с этими самыми «друзьями» (аka семьей) жизнь мила и под настоящим, и под искусственным звездным небом в салоне авто.
«Идеальные дни» (Perfect Days)
Просыпаясь с первыми уличными метлами, Хираяма (Кодзи Якусе) встречает новый день с блаженной полуулыбкой. Ровняет усы. Орошает цветочную флотилию домашней оранжереи. Облачается в комбез с надписью The Tokyo Toilet. Хлопает банку холодного кофе из дворового автомата. И, наконец, заводит свой фургончик. Путь до Сибуи, по дизайнерским туалетам которой он совершает трудовой чес, проходит под одну из ретро-аудиокассет — в плейлисте Патти Смит, Ван Моррисон и другие олды. Ответственно драить сортиры — лишь малая доля бесконфликтного жития Хираямы. Еще он регулярно отмокает в бане, посещает один и тот же бар, забирает проявленную фотопленку и одним своим существованием излучает дзен.
Заслуженный перекати-поле-гастролер Вим Вендерс в очередной раз выбрался в Японию, чтобы снять рекламную агитку о том, как похорошел Токио при Коикэ (губернатор города. — Прим. SRSLY). Выданное ТЗ — пропиарить туалеты, над благоустройством кабинок которых работало почти два десятка архитекторов, — немецкий режиссер воспринял ответственно (даже чересчур) и сочинил краудплежер про просветленного уборщика, который по вечерам запойно читает классику, а в обеденный перерыв фотографирует кроны деревьев в парке. Эти ритуалы он совершает с таким одухотворенным видом, какой обычно бывает у иностранцев, которые, спросив дорогу, вежливо кивают тебе в ответ, а на деле, сломавшись на труднопроизносимом нейминге местных улиц, ничего не понимают.
Отрада зрителя, чьей ролевой моделью по сей день остается слагающий стихи водитель автобуса «Патерсон» — маленький философ-интеллектуал, который по Вендерсу живет почти во все токийцах. Продавщица в книжном дает авторитетную литсправку о творчестве Патриции Хайсмит или Ая Кода. Хозяйка бара с чувством исполняет на японском The House of the Rising Sun. А Айя (Аои Ямада) — мимопроходящая подружка безответственного коллеги Хираямы, который мало того, что вечно опаздывает, так и относится к своему делу спустя рукава, — едва услышав в фургончике песню Патти Смит, впадает во вдумчивую меланхолию. Вендерс работает на две аудитории. Ровесников своего героя, которые будут счастливы этим музыкальным покатушкам до Сибуи (ибо путь этот пролегает по волнам молодости). И на молодежь, что, как Айя, первым делом примется шазамить наскоро собранный режиссером саундтрек.
Что Perfect Days, что нетленка группы The Animals повторяются в фильме дважды. Не блещет разнообразием и диапазон житейских мудростей, которым Вендерс пытается объяснить загадочную японскую душу. Пока Хираяма постигает изящество бытового театра теней, режиссер подсовывает на его маршруте нескончаемое количество связанных с этим образов: начиная с пресловутых ветвей, загораживающих солнце, заканчивая городским сумасшедшим, практикующим йогические позы посреди улицы (он, естественно, любуется своим силуэтом). То, что японцы отправили от своей страны на «Оскар» сборник такого наивного поп-буддизма, иначе как патологической вежливостью не объяснишь. Хваленый аскетизм кинематографа Одзу (кумир Вендерса. — Прим. SRSLY) немец интерпретирует на свой манер. Обитель Хираямы — образцовый хипстерский алтарь. А по ночам герою тонкой душевной организации снятся черно-белые сны, на манер видеоарта, что проецируется в музейных филиалах фонда Louis Vuitton. Как и Аки Каурисмяки, другой барный мыслитель из прошлогоднего каннского отбора, Вендерс, кочуя по городам и весям, существует в лимбе персонального манямирка. Лекция о преимуществах кассетного звучания и прелести перематывания пленки при помощи карандаша, занимает один идеальный день такого персонажа за другим — так вся его жизнь и проходит.
«В теле убийцы» (Akmadeul)
Сеул корежит от происков шайки шебутных хакеров-садистов, выкладывающих снафф-видео на сайте «Черная месса». Месяцами ораве полицейских не дается ни поимка злодеев, ни веб-взлом — больно хорошо шифруются. Когда следователь Чхве Джэ-хван (О Дэ-хван) настигает одного из душегубов (Чан Дон-юн), то гонит юнца в лес — после чего пропадает вместе со своим визави на несколько дней. По итогу, очухавшись в стационаре, подозреваемый начинает убедительно верещать, что их с детективом поменяли телами. Джэ-хван тем временем заговорщицки скалится.
Когда доверчивый напарник Джэ-хвана Ким Мин-сон (Чан Джэ-хо) объясняет смурному шефу участка щекотливость ситуации, то ссылается на «всякие» фантастические фильмы — «В теле убийцы» он мог бы запитчинговать любому продюсеру точно так же. Маньяк должен сдеанонить (и вычислить) своих подельников, чтобы доказать: на самом деле он сознательный дядя, коп и семьянин, а не щегол, по которому плачет психушка. По пути летят головы, особенно нерасторопные получают по десятку-другому ножевых ранений или же обходятся зарядом пыточной электротерапии. ЛжеДжэ-Хван тем временем злобно щурится, обхаживая семью «себя настоящего». То, что все они, включая постановщика Джэ-хуна, «видели дьявола», — очевидно, равно как и то, что режиссер-дебютант в своем оммаже всему жестокосердному корейскому кино разом старается выпендриться, выдумывая сюжетные твисты на ходу. В большую часть этих россказней о методах внушения, практикуемых в застенках ЦРУ, впрочем, только Ким Мин-сон и поверит. За отсутствием экспозиции — фильм буквально начинается как рядовая серия любого CSI — скрывается 100-минутная агония полицейского триллера, прославленного национального жанра, от которого, за неимением хитроумной дуэли двух острохарактерных героев, здесь остался только художественный снафф, который не сгодился бы даже для сайта «Черная месса».