Артикулировано посмеиваясь на манер советской радиопьесы, невидимка-Маргарита (Юлия Снигирь) с ноги врывается в квартиру литкритика Латунского (Дмитрий Лысенков). Победоносно залив соседей и испортив именной портрет вредного писаки, она залетает в комнату этажом ниже, принимаясь успокаивать растревоженного грохотом мальчугана сказкой про тетю, у которой не было ни детей, ни счастья.
Тем временем в карательной психлечебнице эти события в свой роман вписывает представительный мужчина (Евгений Цыганов), именующий себя Мастером. Свиснув ключ у понимающей медсестры-хромоножки (Яна Сексте), по ночам он пробирается на балкон и «раздваивается», воображая, как ныкается в палате за стенкой, пересказывая свою биографию такому же без вины виноватому — поэту Ивану Бездомному (Данил Стеклов играет его же в МХТ им. Чехова).
Нелегко живется, по воле Мастера, и Понтию Пилату (Клаас Банг) — герою его одноименной опальной пьесы. Если Прокуратор терпел мигрени и безвольно наблюдал, как распинают Иешуа Га-Ноцри (Аарон Водовоз), то до ссылки в «Белые столбы», мученика-прозаика с тем же рвением линчевал Союз писателей, предлагая сочинять эпопеи о том, как колосится рожь. Хлопнув на партсобрании дверью, Мастер изрядно подставился, но долго печалиться не пришлось — от самоубийства уберегла встреча с Маргаритой, замужней дамой, доступной «с 12-ти до 17-ти», которых тому вполне хватало, чтобы забыться. Не обошлось в судьбах всех вышеназванных москвичей без участия некоего Т. Воланда (Аугуст Диль) — то ли немецкого профессора, то ли «сатаны ликующего» (смотрим одноименный фильм Якова Протазанова 1917 года), прибывшего в столицу посмотреть на народ пристрастившийся к атеизму.
Осуждая репрессивную цензуру 30-х (и эпоху в принципе) с не меньшим комсомольским пылом, чем Латунский писал свои пасквили, авторы нового «Мастера и Маргариты», тем не менее берут на вооружение пролетарский лозунг «Искусство в массы», с которого фильм буквально начинается. Исходный метатекст перетасован в пользу мелодрамы об одном трагическом адюльтере, в процессе которого писатель печального образа (aka сам Булгаков) выдумывает по мотивам своей жизни остроумную запрещенку. Однако, вместо того, чтобы сконцентрироваться на работе ума прозаика — в такт десятку других макабрических картин про сон разума, — нам явлены эпизоды, где Мастер, преимущественно в подпитии, благостно залипает на реальность, таскаясь по бравурным театральным постановкам, да номенклатурным впискам, впоследствии, выдумывая сеанс черной магии и инфернальный бал соответственно.
Все драматургические находки режиссера Локшина и сценариста Кантора для надежности повторяются дважды, начиная вариациями оберег-шутки «была проделана большая работа» (если обижать не хочется. — Прим. SRSLY), заканчивая тем, что вакантную партию редактора Мастера поначалу занимает Маргарита, подначивая возлюбленного не впадать в прокрастинацию, а к финалу подхватывает сам Воланд.
Видимо, за каждым великим мужчиной всегда стоит не только женщина, но и бес.
Линия регулярных романтических бранчей Мастера и Маргариты разыграна нежно, но будто как отдельная повесть, диссонирующая с паком обязательных булгаковских мемов. Разлитое Аннушкой (Мария Дубина) масло. Поэт Бездомный в подштанниках. Народный артист Жорж Бенгальский (Игорь Верник) без головы. Директор театра Лиходеев (Марат Башаров) и трансгрессивный кросс в Ялту. Починяющий примус кот Бегемот (Кеша). Насупленный от головной боли Пилат. Хайлайты на месте, но присутствуют в иллюстративном формате.
Воланд горделиво представляет свиту, mon entourage. Антураж, в новом «МиМ», и вправду, решает. Два десятка классных актерских перформансов. Стимпанк-град в фантазмах Мастера. Бесконечная стройка невыдуманных 30-х. Монструозных размеров коммуналки. Лавчонки над гранитовыми сводами (увы, без обязательных для патриарших лип). Разом и поп-неоклассицизм, и конструктивизм, и HBO-пеплум. Впрочем, булгаковской Москвы (даже по духу) за всем этим совершенно не видно. Почему местных так испортил квартирный вопрос — неясно. Зато получается ладный парадный альбом иллюстраций от издательства Taschen.
Чтобы обставить Булгакова на ниве постмодернистских игрищ, недостаточно одного пособия Макки (Роберт Макки — американский сценарист и один из наиболее известных в мире преподавателей сценарного искусства. — Прим. SRSLY) — все здешние заплатки по спайке трех сюжетных пластов выписаны как по учебнику. Любой из экранизаций «МиМ» (включая нынешнюю) всегда недоставало трушного auter-а, с характерным видением — хороших актеров и при Бортко (2005), и при Каре (1994) было в достатке. С Дилем Локшин пытается провернуть тот же трюк, что и в срежиссированной им же рекламе, где Дэвид Духовны читал стишок «Я узнал, что у меня…».
Немецкий артист талантливо пытается выговорить «Аннушка» и незначительная часть его реплик взаправду звучит на русском. Этот аттракцион — первый в программе сеанса черной магии, поучительная кульминация которого в фильме почему-то отсутствует. Гости, пожелавшие быть наряженными в призрачные парижские платья, их благополучно теряют. Ни с чем, остаешься и после созерцания эффектной машинерии нового «МиМ».
Презентация подхода Локшина, вероятно, заняла фолиант референсов не менее внушительный, чем исходный роман.
Психбольница сошедшая с концептов «Лекарства от здоровья» (2017) Вербински. Измазанный шутовским гримом Азазелло (Алексей Розин), палящий со сцены из огнестрела на манер «Печальной баллады для трубы» (2010) де ла Иглесиа. Рифма между «Метро» и «Wоландом», подсмотренная в постановке МХТ (оттуда забрали и Верника, который еще у Кары играл Иуду из Кириафа). Небезынтересно сделан самый абстрактный и немногословный эпизод — пробежки Бездомного в попытке нагнать Воланда, после запал креативного хулиганства понемногу иссякает. Преобладает установка сделать все на чинный, европейский, нетфликсовский манер.
Диль шипит. Розин рычит. Башаров давится сосиской. Яценко, в роли ушлого сценариста Алоизия строчащего агит-фантазии а-ля «Веселые ребята» (1934) Александрова, что-то вечно извинительно тараторит. Когда все та же трогательная медсестра Прасковья Федоровна перед тем, как оставить Мастера триповать после укола, спрашивает: «Книга хоть, про любовь?» Герой мечтательно отвечает, мол, «не только». О чем «МиМ», авторы новой версии, кажется, готовы ответить также расплывчато — равно как и почему персонажам Булгакова нужны были прощение и покой.